от действительности. Взгляд Андрея меня нервировал, мешал сконцентрироваться, доводя практически до исступления, вызывая дрожь в руках, головную боль и привкус крови во рту. Боль росла, постепенно переходя от еле ощутимой, находящейся где-то на грани в сильную, ноющую, вызывающую только одно желание — лечь, закуклиться и переждать в такой позе неожиданный приступ. Сила внутри меня недовольно ворочалась, в любой момент готовая вырваться из-под окрепшего контроля. Я положила ладонь на живот и постаралась вспомнить, когда у меня должны начаться месячные. С такой кутерьмой я об этом физиологическом моменте несколько подзабыла. Выходило, что на днях. Наверно боль именно отсюда. У моего бывшего тела красные дни календаря проходили незаметно. Как пришли, так и ушли. Некоторые коллеги, да и студентки тоже в такие моменты еле передвигались. Прошлый раз со мной вроде все было хорошо, но черт его знает, как отреагирует организм в этот раз. Я постаралась выкинуть лишние мысли из головы и сосредоточиться на дыхании и расслаблении каждой мышцы. Не выходило. Вообще. Боль стала разрывающей.
— Полина, что с тобой? — встревожился Алексей.
— Голова, — глухо сказала я и помассировала виски.
— Сильно болит? — участливо спросил он.
— Да, — прохрипела я.
— Ладно, иди, приляг, — он помог мне встать и подтолкнул к двери. В этот момент я как-то не обратила внимание, что такое поведение для него не типично. Желание было одно, добрести до комнаты и упасть в кровать.
— Спасибо, — я была уже возле дверей. Подъем дался тяжело, но уже на лестнице мне стало чуть легче. Кабинет Алексея я преодолела уже вполне бодро, а вот за дверями меня накрыл новый приступ, да такой, что я сползла по закрытой двери и обессилено привалилась к ней. Не знаю, сколько я так просидела, но в себя, меня привели голоса, раздающиеся в комнате. Сначала слышно было плохо, да и я как-то не обращала на них внимание. Говорят, и говорят, мне бы встать в это время. А вот произнесенное кем-то мое имя — меня привлекло.
— Ты зачем так на нее давил? — спросил Алексей.
— Так получилось, — в комнате раздался спокойный голос Андрея. — Ты правильно сделал, что услал ее, еще чуть-чуть, и она бы в обморок свалилась. Перестарался. Извини.
Только почему-то раскаяния в голосе совершенно не слышалось.
— Что скажешь о Полине? — опять Алексей.
Какое-то время стояла тишина, и я почти перестала прислушиваться.
— Интересная девочка, — голос Андрея был на редкость задумчивым. — Не читаемая, только поверхностные мысли, и то только после того, как я усилил давление. Это раз. Кстати, раньше за ней этого не наблюдалось. Второе, рисунок сознания другой, построение мыслеобразов и то, только тех, которые я успел уловить. Кстати, они более четкие, логичные что ли. Не знаю, как тебе это объяснить, — Андрей несколько замялся. — Представь разницу между мыслями младенца и взрослого. У одного мыслеобразы яркие, хаотичные, с сильной эмоциональной окраской. У взрослого все по-другому — мыслеобразы не несут в себе такой эмоциональной окраски, если конечно объект не вызывает повышенного интереса. Они более четкие, более структурированные, если хочешь, можно сказать более унылые и серые.
— И? — подбодрил его Алексей. — Ты хочешь сказать, что раньше Полина думала, как младенец, а сейчас резко повзрослела?
— Примерно так. По крайней мере, у меня сложилось именно такое ощущение. Знаешь, если бы я не знал, что такое в принципе не возможно, подумал бы, что это совершенно другой человек, — некоторое время стояла тишина, видимо они оба обдумывали, что только что сказал Андрей.
— Ты думаешь одержимость? — неуверенно спросил Алексей.
— Да какая одержимость? — в голосе Андрея послышалось раздражение. — За всю историю даже нам, а не простым людям известно всего с десяток случаев настоящей одержимости. Ты же помнишь, какие там симптомы.
— Какие?
— Ох, ну, во-первых, двойная аура, причем вторая постепенно поглощает первую. Первая с большими рваными краями. Нелогичное, взрывоопасное поведение, человек как будто сходит с ума, совершая ранее не свойственные ему поступки, причем резко негативные. Дальше что там у нас? Возникновение паранормальных способностей на пустом месте, там, где им не суждено было появиться природой. Есть и не такие яркие признаки одержимости. И что из этого ты видишь в Полине?
— М-м-м, не знаю, последнее? — сказано это было на редкость неуверенно. Я же забыв про головную боль, замерла, боясь пропустить хоть слово.
— Да нет же, ни первое, ни второе, ни последнее. Нет там одержимости, — убежденно сказал Андрей. — Ну, вот смотри: аура не двоится, причем она в хорошем состоянии без разрывов, темных пятен и дальше по списку. Что там у нас дальше? Поведение? Судя по твоим рассказам, тебе понадобилось четыре часа, чтобы ее довести до грани. Да и то, по-моему, не тебе, а Марине. Кстати, а что между ними происходит?
— Не отвлекайся, дальше.
— Дальше. Ну, так вот, с поведением у нас все в порядке. Способности — вот тут конечно вопрос, — он некоторое время помолчал, задумавшись о чем-то. — Но они возникли не на пустом месте, пробудилось то, что было заложено природой. Ситуация немного не стандартная, но ничего, что говорило бы об одержимости. Да и потом, авария эта. Все могло быть. Сам же знаешь, наш мозг даже нашими специалистами изучен только в очень небольшом объеме, хоть ковен в последнее время и ставит эти исследования в приоритет. Кстати, не хочешь мне отдать девочку? А что, перспективный материал для изучения.
— Андрей, побойся бога, какой материал? Тебе для опытов мало преступников? — взвился Алексей.
— Леш, уймись, я пошутил, — примирительно сказал он.
— Шуточки у тебя, — чувствовалось, что Алексей с трудом взял себя в руки. — Итак, вердикт.
— Вердикт? Нету его, — я мысленно представила хитрую мордаху Андрея, разводящего руки, почему-то обязательно сидя в кресле и вытянув скрещенные ноги.
— Как это?
— А вот так. Мало информации для анализа, но могу сказать только одно — это не та Полина, которую я видел раньше, она другая… — затянувшееся молчание, во время которого я боялась даже вздохнуть, слившись оттенком лица с серыми стенами. — Случилось, что-то такое, что сделало ее другой, понимаешь, совсем другой. Мне бы ее прочитать. Но чего не могу, того не могу.
— Что совсем?
— Не совсем, но после этого она с большой вероятностью станет овощем.
— Н-да, перспектива.
— И что будем делать? — спросил Алексей.
— Наблюдать, друг мой, наблюдать. Авось она совершит что-то такое, что даст нам возможность понять, что собственно с ней произошло. Может память вернет. Давай не будем спешить.
Как я доползла до комнаты — не помню. Повалилась на диван и закрыла глаза, проваливаясь в темноту. К